Сознание человека — основные этапы развития

Современное мышление, преодолевающее противопоставление человека и природы, души и тела, материи и сознания, требует изменения привычного взгляда на процесс исторического развития. Взгляд на человека в единстве с природой обуславливает понимание развития человека, исторического прогресса человеческого общества как части природного процесса эволюции. С этой точки зрения движущей его силой может быть только одно биологическое существо, в нем участвующее — сам человек. Так как темпы биологического развития человека измеряются, по меньшей мере, десятками тысяч лет, то в исторический период развитие человека определяется, прежде всего, уровнем развития его сознания.

Идеалистическое мышление рассматривает реальный мир, как отражение понятий, которые как часть духа, отчуждаясь от природы до «полной отрицательности» становятся «тождественны с самим собой», т. е. с абсолютным духом. И хотя Гегель этот процесс «возвращения к себе из природы» «как в себе и для себя сущее и вечно порождающее единство объективности духа и его идеальности» [1, с. 222] называет развитием духа, эта циркуляция по замкнутому кругу лишает развития как дух, так и природу. Это уже отмечал К. Маркс.

Современное понимание сознания человека как природного свойства, развитого человеком в большей степени, чем у других животных, позволяет развитие природы и человека рассматривать в единстве, как развитие Жизни, двигателем и наиболее активной частью которой является человек. Такое понимание неизбежно приводит к выводу о том, что закономерности природы находят отражение в процессах мышления. Даже самый приблизительный анализ этапов развития сознания подтверждает этот вывод. Развитие человека происходит в процессе разрешения противоречий, с которыми он сталкивается, развитие сознания происходит путем преодоления противоречивых представлений, отражающих противоречия реальной жизни. В процессе развития сознания происходит их преодоление, «снятие» (по выражению Гегеля). Это происходит не путем абстрактного мышления: «тезис — антитезис — синтез» (Гегель), а путем реализации достижений сознания в практической деятельности. Сама практическая жизнь человека, его общественная практика производит отбор и закрепление достижений человеческого сознания в продуктах его деятельности, определяет их жизненность.

Первым важнейшим для пробудившегося сознания первобытного человека было противоречие его с природными силами, с которыми он вынужден был бороться за выживание. Но это было внешнее противоречие, сознание еще не доросло до внутренних противоречий, выражающихся в противопоставлении абстрактных представлений.

Отсутствием таких представлений отличается первобытный тотемизм: «Древний человек переносил на мир животных отношения, характерные для первобытных родовых общин, и этот звериный мир мыслил как бы в виде второй, вполне равноправной половиной своей собственной общины. Так появился тотемизм, т. е. представление о том, что все члены данного рода происходят от определенного животного, растения или другого «тотема» и связаны сданным видом нерасторжимой связью» [2, с. 95]. Представления человека являются отражением того, что он находится внутри природной системы, даже в своем сознании не выходя из нее. Человек с животными чувствует себя «на равных», ищет и находит себе в животном мире «родственников» и союзников.

Замечательный исследователь мифологии А. Ф. Лосев подчеркивал, что для мифического сознания мифы не являлись выдумкой или чем-то фантастическим: «Для мифического субъекта (миф) это есть подлинная жизнь, со всеми ее надеждами и страхами, ожиданиями и отчаянием, со всей ее реальной повседневностью и чисто личной заинтересованностью. Миф не есть бытие идеальное, но — жизненно ощущаемая и творимая, вещественная реальность и телесная, до животности телесная действительность». «Это не выдумка, но — наиболее яркая и самая подлинная действительность», «живое субъект-объектное взаимообщение» [3].

Аргументированно опровергая понимание мифов как идеальных представлений, как древней науки, А. Ф. Лосев, вскрывая суть мифических представлений, фактически дает картину уровня мифологического сознания в сопоставлении с современным научным мышлением: «Мифическое сознание совершенно непосредственно и наивно, общепонятно; научное сознание необходимо обладает выводным, логическим характером; оно — не непосредственно, трудно усвояемо, требует длительной выучки и абстрактных навыков. Миф всегда синтетически — жизненен и состоит из живых личностей, судьба которых освещена эмоционально и интимно ощутительно; наука всегда превращает жизнь в формулу, давая вместо живых личностей их отвлеченные схемы и формулы; и реализм, объективизм науки заключается не в красочном живописании жизни, но — в правильности соответствия отвлеченного закона и формулы с эмпирической текучестью явлений, вне всякой картинности, живописности или эмоциональности» [3].

Говоря иными словами: мифологическое сознание отличается отсутствием абстрактного мышления, использующего идеи и понятия, оторванные от непосредственных объектов и явлений природы, что связано с мироощущением человека: он внутри природы, он не может даже в своем сознании выделить себя из нее.

Первому этапу преодоления противоречий с природой соответствует и повышение уровня взаимоотношений с природой — таково мифологическое мышление античного мира, в котором человек уже от жесткой конфронтации с природными силами перешел к гармоничному сосуществованию. Фактически человек уже одержал победу в борьбе за выживание, на этом уровне развития сознание человека еще не способно подниматься над природой или природными явлениями, но уже создает целостную картину мира, которая невозможна без построения абстрактной структуры действительности. Это еще не абстрактное мышление, так как понятия, категории не отделяются от природных сил, но это уже его преддверие. Противоречия с силами природы, одушевленными человеком, остаются, но они уже не носят характер борьбы за выживание: богов можно задобрить, заручиться их поддержкой, покровительством, — противоречие «снято».

Современная психология различает конкретное поведение и абстрактное, как различающиеся по степени сложности: «Конкретная установка реалистична. При такой установке мы отданы во власть, или привязаны к непосредственному переживанию данной вещи или ситуации в ее конкретной уникальности. Наши мысли и действия направляются непосредственными побуждениями, исходящими от какой-либо одной конкретной стороны объекта или ситуации в нашем окружении» [4, с. 30].

Под поведением здесь понимается и мыслительный процесс: непосредственность переживаний и побуждений, мысль здесь не выходит за рамки конкретных субъект-объектных отношений. Конкретное поведение соответствует мифологическому мышлению как ступени развития сознания человека или очень к нему близко.

Сознание человека развивается в условиях господства определенной системы представлений в обществе. Ростки нового мышления, которые начинают выходить за рамки господствующей в обществе системы представлений, мы можем наблюдать в истории античного мира. Несмотря на господство мифологического мышления в сознании древних греков, появляются отдельные индивидуумы, которые начинают мыслить абстрактно, оперируя идеями и понятиями. Фалес, Анаксимандр, Анаксимен, Гераклит, Ксенофан, Демокрит и другие древнегреческие философы выдвигали идеи о возникновении природы и жизни, вводили совершенно абстрактные понятия: апейрон, атом. Пифагор, Евклид и их ученики положили начало математике как теоретической науке. И хотя они сами порой мыслили мифологическими категориями, их взгляды — показатель развития абстрактного мышления, которое значительно отличается от уровня мифологического мышления. Учения Платона, Аристотеля — это уже система взглядов и метод абстрактного мышления. Между ними и мифологическим мышлением — целая пропасть, точнее — длительный путь развития. На этом уровне складываются уже системы мировоззрения: Эпикура, Секст Эмпирика, стоиков, неоплатонизм.

На этих примерах можно сделать еще один вывод: развитие сознания осуществляется индивидуальными усилиями. Взгляды целого ряда мыслителей являются показателем того, что мифология «гомеровского» периода истории Древней Греции как система мышления перестала удовлетворять развивающееся сознание. История античной философии дает нам пример развития абстрактного мышления. А. Ф. Лосев пишет, что «античное сознание уже шло от мифа к логосу, то есть от единого и целостного чувственно-материального космоса к его построению на основах разума. А так как миф весь состоял из противоречий, совмещаемых в одно целое, то новое совмещение этих противоречий, а именно, совмещение на основе разума необходимым образом становилось диалектикой, а с исчерпанием этой диалектики наступал конец и самой античной философии. Таким образом, античная философия началась с дорефлективной мифологии, которую она преодолевала путем рефлексии, и кончилась мифологией уже рефлективной, то есть диалектикой». Но между уровнем сознания отдельных индивидуумов, даже целого их ряда, и массовым сознанием общества всегда существовал значительный разрыв. Античная философия представляет собой лишь часть сознания античного общества, и «исчерпание» античной диалектики наступает, когда массовое сознание выходит за рамки категорий философской рефлексии.

Об уровне массового сознания античного общества свидетельствуют произведения культуры, выносимые авторами на суд современников. Из произведений античных авторов видно, что ценности, заложенные при создании мифов в «гомеровскую» эпоху, перестали быть таковыми для людей античного мира. Плутарх на рубеже I — II веков нашей эры, давая жизнеописание Тесея, основателя Афин, так описывал нравы его современников: «В то время люди имели сильные руки, быстрые ноги и крепкое тело и не знали усталости, но свои природные дары не употребляли ни на что честное и полезное, напротив, они гордились своею не знавшей меры наглостью; их сила находила себе применение в кровожадности и жестокости, — в том, что они брали, обижали и уничтожали все попадавшееся им по дороге. По их мнению, люди восторгались чувствами стыда, справедливости, беспристрастия и человечности потому, что боялись обижать сами и опасались обиды со стороны обиженного. Сильным, по их убеждению, не следовало думать ни о чем подобном» [5, с. 31]. Плутарх дал описание уровня мышления людей, создавших древнегреческую мифологию. Именно таким представлениям и отвечают образы олимпийских богов, которые отнюдь не лучше людей, но главное их достоинство в их силе и власти. Но у Плутарха этот культ силы вызывает осуждение. И это отличие представлений писателя поздней античности и мышления людей «гомеровского» периода и является показателем пройденного пути развития.

Сам Плутарх жил и творил еще в то время, когда язычество было господствующей религией, но его понятия и оценки явно выходят за рамки мифологического сознания. Сама система оценок с точки зрения «справедливости, беспристрастия и человечности» делала авторитет языческих богов ничтожным. Плутарх не был исключением из правила. Многими исследователями отмечен кризис мировоззрения, основанного на мифологическом мышлении в эпоху эллинизма (III — I в. до н. э.) А. Ф. Лосев характеризовал этот период в развитии античной философии, как период «субъективного индивидуализма» [6, с. 71]. Уже в трагедиях греческих авторов: Софокла и Еврипида виден кризис сложившихся представлений о мире как арене, где действуют боги и герои, в центр внимания ставится человеческая личность, индивидуальность, страсти и порывы человеческой души. Еврипид отрицает божественное происхождение закона и этических норм. В этой системе оценок есть не только высота абстрактного мышления, но и соответствующая высота нравственных суждений, выходящая за рамки мифологии. Это уже другой уровень мышления, подготовивший появление христианства с его идеями спасения души, милосердия, покаяния, духовного, нравственного совершенствования.

На этом этапе развития сознания, когда на первый план вышли вопросы развития индивидуальности, ее души, проблемы добра и зла, мифология «гомеровского» этапа перестала быть для людей античного мира сосредоточением и отражением их реальной жизни, а стала отвлеченной от жизни детской сказкой, элементом культуры прошлого. Кризис веры, пережитый античным миром, порожден развитием сознания людей, которое вышло за рамки устоявшейся формы мифологического мышления.

Гармония мира осталась в прошлом, мир в сознании людей раскололся на враждебные непримиримые части, между которыми оказался человек. Эта связь между развитием человека и разрушением единства человека с природой и самим собой уже отмечалась философами. В. Якобе, излагая взгляды Шеллинга, пишет: «Итак, мы констатируем: как только разум и свобода вступают в природное состояние людей, прекращается ранее существовавшее единство. Отторжение разумного существа от природы ведет к познанию зла, к дальнейшему разделению долженствования и воления и тем самым

к возможности отступления от принципов, т. е. к моральному злу. Это — возвышение своеволия над всеобщей волей» [7]. Человек, развивая свою индивидуальность, вышел на уровень проблем, связанных с самим человеком, с его кровожадностью и жестокостью, низменными страстями, противопоставив им терпимость, милосердие, понимание нравственности. Противоречивость жизни отразилась в дуализме мышления.

Дуализм мышления проявился не только в христианстве. Главным соперником христианства в начале I тысячелетия н. э. в Римской империи был митраизм, дуалистическая языческая система взглядов, в основе которой были представления о борьбе света и тьмы. В Азии с V в. до н. э. распространялся зороастризм, основанный на тех же представлениях [8, с. 181]. Примерно в это же время неоплатонизм формируется в универсальную мировоззренческую систему, построенную на принципах объективного идеализма. С. С. Аверинцев указывает на то, что неоплатонизм имел все черты религии и в III веке н. э. школа неоплатонизма оказала непосредственное влияние на формирование философии христианства, что подтверждает их единую культурную основу [9, с. 18]. ВIII веке н. э. возникло и распространилось манихейство, сторонники которого называли себя «поклонники света» и объявили злом все материальное [9, с. 187].

Дуалистические представления существовали в мышлении человека всегда, как отражение противоречивости природы, но этот этап развития абстрактного мышления характерен тем, что в противоречивости жизни человек стал видеть противоборство мировых сил и в центре этой борьбы был человек, осужденный на необходимость постоянного выбора. На этапе мифологического мышления приоритет в системе оценок имела сила: мифические боги интригуют, обманывают, прелюбодействуют — они отличаются от людей только силой и властью. Для людей поздней античности, которые уже выработали понятия «справедливости, беспристрастия и человечности», авторитет этих богов, а с ними и вся система мифологического мышления утрачивают значение. Об этом ярко пишет Тертуллиан в трактате «К язычникам» [10, с. 300], подчеркивая, что язычество держится только силой закона, а нравственная и разумная высота – за христианами. Убедительность Тертуллиана обусловлена тем, что общество античного мира доросло до сознания единых для всех людей истины и нравственности. На данном этапе оценка приобретала высоту суждений с точки зрения мировых сил: добра и зла, это была нравственная оценка. Но, находясь в этой дуалистической системе оценок, человек решал вопрос об отношении к реальной действительности. И чем тяжелее была жизнь, тем большее искушение было в том, чтобы объявить ее злом, не развивать ее, а стараться уйти от нее, готовиться «к лучшей жизни».

Однако христианство было не просто дуалистической системой, противопоставлявшей земное и небесное, материю и сознание. Это отличие видно в сопоставлении его с другими дуалистическими системами. К примеру, манихейство, положившее в основу своего учения борьбу Света с Мраком, объявило материю злом и считало своей целью освобождение души от всего материального, в том числе от власти плоти. Освобождение достигалось путем аскетизма или крайнего изнурения при безудержном разврате. Объявление материального мира злом стало обоснованием для отказа от обязательности любых моральных норм. JI. Гумилев характеризовал это учение как жизнеотрицание [9, с. 187].

Высота христианского мышления в том, что дуалистические противоречия «снимаются» при восхождении к понятию Бога, который стоит над противоречиями, ему приписывается «превосходство над всей совокупностью сущего» (Ареопагитики) [11, с. 10], который создал небо, землю и жизнь на земле, в том числе и человека. Понятие «божественного» по Тертуллиану («К язычникам») включает в себя истину и высшую нравственность. Человеку же Богом дана свобода воли и от него зависит его греховность или праведность — Августин («О свободе воли») [12, с. 35]. И добро, и зло, творимые человеком, охватываются божьим промыслом. Важно подчеркнуть тесную взаимосвязь христианского монизма с проповедью терпимости, милосердия, любви к ближнему, которые не характерны для дуалистического сознания, отличающегося непримиримостью и максимализмом.

Этот христианский монизм не был исключительным достижением христианской философии, во многом он сформировался под влиянием неоплатонизма — монистической мировоззренческой системы согласно которой «от Единого (которое вместе с тем есть абсолютное Благо и бог) через Мировой ум (Нус) и Мировую душу с помощью диалектических превращений выводятся все элементы бытия вплоть до материи, которая тем самым оказывается инобытием бога. Все в природе в большей или меньшей степени божественно, и зло соответственно выступает не как самостоятельная субстанция, но лишь как отвращение от высшего блага ради низших благ» [13, с. 101].

Христианство, отражая в элементах дуализма противоречивость жизни, наличие в ней зла и добра, снимало антагонизм, примиряло с этим миром, который как творение божье — благо, а страдания и муки — путь к спасению. А. П. Каждан удачно назвал христианство «религией снятого дуализма» [13, с. 105]. В отличие от дуалистических систем, фиксирующих противоречия в самом человеке и в обществе, христианство, примиряющее противоречия, объединяющее их — жизнеутверждающее учение. Сама жизнь — фундаментальный критерий истины — определила жизненность христианского учения.

Христианский монизм был высшим достижением длительного пути развития сознания людей античного общества, который был передан другим народам в виде религии и культурной традиции, но длительное время еще оставался недосягаемой вершиной для них.

На примере данного этапа развития можно сделать вывод о том, что сознание человека — это всегда система представлений. Какими бы антагонистически противоречивыми не казались эти противоречия между представлениями людей, как противоречия добра и зла, необходимо видеть их взаимозависимость и взаимную дополняемость. Неверным будет утверждение, что христианский монизм — это победа добра над злом, добро и зло — лишь наши оценки реальной жизни. Более высокая точка зрения помогла человеку преодолеть зависимость от этих оценок, принять реальную жизнь целиком, утвердить позитивное к ней отношение, без чего было невозможно дальнейшее развитие.

Тот факт, что христианство было порождением античного мира, как-то незаметно выпадает из внимания историков, звание христианского мира прочно присвоено западноевропейским народам, начиная с раннего средневековья. Говоря об античном мире, исследователи и историки обычно отождествляют его с эпохой мифологического мышления, противопоставляя его средневековому христианству Западной Европы. К примеру, М. Т. Дьячок считает, что «специфика культуры «темных веков» (раннего средневековья) может быть понята, прежде всего, как специфика периода осмысления и освоения нового подхода к восприятию мира — подхода христианского в противоположность отжившей античной парадигме мышления» [14, с. 20].

Такое представление господствует, несмотря на явное противоречие с историческими фактами.

Распространившись во II — III веках в Римской империи, христианство в начале IV века (313 г.) при императоре Константине было признано официально, так как никакие гонения результатов не дали, а в 325 г. христианство стало официальной религией Римской империи. Интересно, что в 361 году император Юлиан вновь вернулся к политике веротерпимости, но это не привело к восстановлению язычества. Это свидетельствует о том, что христианство было не просто официальной религией, а было порождено естественным развитием культуры античного общества и соответствовало господствующим представлениям людей.

Ставшая привычной классификация, принятая в истории философии, отделяющая средневековую философию от античной по принадлежности к христианству, затеняет тот факт, что христианство является порождением античной культуры. Первоначальный, наиболее авторитетный этап формирования и развития христианской философии, так называемая «патристика» (II — VI века н. э.) является существенным элементом культуры античного общества, гибель которого обычно связывают с падением Западной Римской империи в 476 г. н. э. Так называемые «отцы церкви»: Тертуллиан (160 — 220), Арнобий (ум. В 326 г.), Лактанций (250 — 325), Климент Александрийский (ум. в 215 г.), Ориген (185 — 253 г.), Аврелий Августин (354 — 430) и другие, в сущности, были античными христианскими философами. Их принадлежность к христианству явно не может быть основанием для того, чтобы считать их представителями другой культуры. Однако расстаться с этим стереотипом почему-то никак не хотят. К примеру, А. А. Столяров считает, что «имеет смысл считать патристику «христианской античностью» в отличие от «христианского средневековья» [15], пытаясь сохранить единство христианства и средневековья, хотя гораздо больше оснований говорить о единстве христианства и античности. Христианство было формой мышления, которая отражала уровень развития сознания, достигнутый античным обществом на завершающем этапе своей истории и который западноевропейским народам еще предстояло достичь.

Маркс писал, что «мораль, религия, метафизика и прочие виды идеологии и соответствующие им формы сознания утрачивают видимость самостоятельности. У них нет истории, нет развития; люди, развивающие свое производство и свое материальное общение, изменяют вместе с этой своей деятельностью также свое мышление и продукты своего мышления» [16, с. 25]. Обозревая путь развития, который прошли люди античного мира при неизменности рабовладельческого способа производства, трудно согласиться с этим утверждением. Невозможно отрицать, что сознание раба и сознание рабовладельца или свободного гражданина в значительной мере определялось их социальным положением и местом в материальном производстве, но нельзя отрицать и того, что сознание людей не ограничивается этими рамками и проявляет способность к развитию.

Сознание людей предстает как двухуровневая структура. Один уровень, как уже отмечалось, развивается усилиями индивидуальностей, которые развивают искусство, литературу, драматургию, материальное производство своим творчеством, интеллектом, изобретательностью, предприимчивостью, знаниями и опытом; в результате меняются представления людей, в соответствии с которыми люди формируют и совершенствуют общественное устройство. Все это закрепляется, «отчуждается» (по выражению К. Маркса) в культурной традиции, в формах мышления, в уровне материального производства, в общественном социальном устройстве. Эти продукты деятельности человека оказывают обратное воздействие на сознание людей как нажитый опыт предыдущих поколений. Это обратное воздействие уже устоявшихся социальных условий и разделения труда в материальном производстве, действительно, во многом определяет сознание людей, но не исчерпывает его содержания и, прежде всего, это касается индивидуального сознания.

После гибели Римской империи культурная традиция античного мира, воплощенная в христианстве, наиболее последовательно сохранялась и развивалась в Византийской империи, в основе которой сложился этнос из представителей разных народностей, объединенных только одним — христианством. Иначе дело обстояло на Западе Европы. С. С. Аверинцев пишет: «Перед западным христианством стоял огромный и самобытный мир кельтских и германских народов. Одни из этих народов были обращены еще в IV — V вв., как ирландцы; других еще предстояло обратить (…). Но все эти народы, оставались ли они верными язычеству или уже успели принять крещение, были носителями своих вековых преданий и поверий, обладателями своих идеалов и символов. (…) Поистине грандиозным мифологическим миром обладали германо-скандинавские народы. Христианство не могло просто вырвать весь этот мир с корнем, как оно выкорчевывало священные дубы языческих рощ; оно должно было справиться с ним только через его освоение. Но это означало существенную внутреннюю перестройку латинской христианской культуры» [17, с. 21].

Идеалистическое мышление предполагает самостоятельное существование идей и понятий в отрыве от реального мира. Проявлением этого типа мышления является отделение христианства от античного общества, а также представление о том, что перенесенное с античного общества после его гибели на варваров, оно осталось тем же христианством. Однако западноевропейские народы, находившиеся еще на стадии мифологического мышления, приняв христианство, автоматически не становились обладателями всех богатств культурной традиции античности. Принятие христианства еще не ставило их автоматически на другую ступень развития. Зафиксированный в христианстве уровень мышления западноевропейским народам еще предстояло достичь. Мифологический уровень мышления западноевропейских народов проявлялся не только в глубоко укоренившихся языческих верованиях, но в узком кругозоре, ограниченном рамками селения, в повсеместной неграмотности, вследствие чего христианская вера усваивалась формально, в неразвитости мышления, в низкой оценке человеческой личности, в культе силы, в повсеместной жестокости.

О формальном, поверхностном понимании сущности христианства подавляющим большинством населения Западной Европы в период средневековья, вследствие того, что оно не являлось результатом их собственного развития, свидетельствует длительный процесс его утверждения. На протяжении нескольких веков церковь вела борьбу с сатанизмом, причем и в собственных рядах. За сатанизм в 963 г. был отрешен папа Иоанн XII [18, с. 84], сатанизм императора Генриха IV стал известен после того, как от него сбежала выданная за него русская княжна, которую он принуждал к участию в тайных оргиях — «черных обеднях» [19, с. 125]. При этом следует отметить, что даже сам факт возможности выбора между Богом и сатаной свидетельствует об уровне мышления, которое воспринимало дуалистическую сторону христианства, но не доросло до христианского монизма, снимавшего дуалистические противоречия.

Другим ярким проявлением дуалистического мышления христиан в эпоху средневековья был аскетизм, основанный на представлении о греховности и низменности реальной мирской жизни. Сам образ жизни в эпоху средневековья, отличавшийся жестокостью и кровожадностью, преклонением перед грубой силой, свидетельствовал о том, что проповедь терпимости, ненасилия, милосердия, любви к ближнему, составлявшая основу христианского монизма еще не вошла в сознание людей. Даже в XIV — XV веках по свидетельству Б. Рассела «жестокость была одним из любимейших удовольствий населения» [20].

Не только массовое сознание, но и сознание светской и церковной элит западноевропейского общества длительное время по уровню развития сознания не соответствовали унаследованной от античного мира христианской форме мышления.

Естественной реакцией на низкий уровень развития массового сознания был догматизм церкви, переход от философского осмысления жизни к схоластике. Исследователи отмечают такие характерные черты схоластики, как подчеркнуто авторитарный характер, традиционализм, консерватизм, комментаторство, ориентация мышления на божественный мир, которому отдается явный приоритет над действительностью [21, с. 124]. Сам феномен схоластики, основанный на непререкаемости авторитета Священного писания, невозможно объяснить иначе как наложением на процесс развития сознания формы мышления, привнесенной извне, полученной от другой культуры. Формы мышления, которая была значительно выше уровня сознания западноевропейских народов.

Взгляд на средние века, как на «провал» в истории, отчасти оправдан, это был период преодоления варварства, обусловленного низким уровнем сознания людей средневековья, отсутствием развитого индивидуального сознания.

Понимание ситуации развития в период средневековья как взаимодействия низкого уровня сознания западноевропейских народов, находившихся на стадии мифологического мышления, с формой мышления, ставшей итогом более чем двухтысячелетнего развития античного мира, позволяет точнее понять характер этого периода. Христианство, как послание более высокоразвитой цивилизации, свыше десятка веков поражало своей глубиной и высотой нравственной позиции, стимулируя развитие сознания западноевропейцев. Это служило подтверждением «богоданности» священного писания, с другой стороны, длительное время удовлетворяло духовные запросы и поиски людей средневековья, что обусловило глубоко религиозный характер культуры. Легко понять и тот восторг, который испытывали в эпоху Возрождения люди, воспитанные христианством, когда знакомились с трудами античных писателей и мыслителей, — это была встреча близких родственников. Не только эпоха Возрождения сблизила культуры Западной Европы с античностью. Культурная традиция античного мира была передана с христианским учением. Благодаря этой культурной традиции образованные люди эпохи Просвещения чувствовали большее родство с культурой античности, чем с периодом преодоления варварства в Средние века.

Игнорирование ситуации взаимодействия низкого уровня сознания средневековых западноевропейцев и христианства приводит к противоречиям, не находящим объяснения. Это характерно для работы А. Я. Гуревича «Категории средневековой культуры» [22, с. 52], в которой автор отмечает характерные черты сознания средневековых западноевропейцев: узкий кругозор, циклическое восприятие времени, неспособность отделить себя от природы и осознать себя в качестве субъекта, а природу в качестве объекта собственных действий, отсутствие индивидуального сознания. И наряду с этими характерными чертами мифологического уровня мышления автор указывает на представления христианского учения, как характерные для средневековья: о дуалистичности мира, находящегося между Богом и Антихристом, об изначальной греховности мира и человека, об индивидуальном выборе каждого человека и воздаянии за него, о необходимости спасения души. Интересно, что христианские представления даны со ссылкой на Августина, жившего в античном обществе. То, что эти представления характерны для совершенно различных уровней мышления, в указанной работе остается без объяснений.

В этом проявляется сложившийся стереотип представлений, согласно которых античность — это мифологическое мышление, а средневековье — христианское. Противоречивость такой позиции бросается в глаза, суть в том, что в эпоху средневековья присутствовали оба уровня мышления: мифологический — в народном сознании, христианский — в догматах церкви, в культурной традиции, унаследованной от античного мира.

Несколько иная картина сочетания различных уровней мышления возникает в X веке при принятии христианства на Руси. М. Н. Громов, определяя соотношение языческих и христианских представлений, выделяет следующие основные установки языческой древнерусской модели мироздания: «нерасторжимость с природными циклами, поклонение стихиям, неразличение материального и духовного аспектов бытия, культ тотемов и почитание предков как способы социальной детерминации. Древнейшие мифологемы вроде «брака неба и земли» и архетипы сознания вроде «мирового древа» служили образно-символической интерпретации бытия». В противовес им «христианство вместо уравновешенного натуралистического пантеизма язычества вводит напряженное противостояние духа и материи, драматический конфликт добра и зла, олицетворяемый Богом и его супротивником — дьяволом. Идею вечного круговорота, или возвращения, сменяет концепция векторного, эсхатологического, финалистического типа от сотворения мира до грядущего Страшного суда, уже присутствующая в монотеизме Ветхого Завета. Человека призывают к моральной ответственности, его жизнь подключается к мировому универсуму, судьба родного этноса становится частью общечеловеческой. Все народы и все люди вовлекаются в единый поток вселенской истории» [23, с. 448].

Уровень сознания людей в этом описании предстает как нечто статичное, что можно взять и произвольно заменить на другое, что также в традиции идеалистического мышления. На примере античного мира мы видели длительный путь развития абстрактного мышления, развитие взглядов, стремление к преодолению противоречивости жизни и самого человека путем создания новой системы представлений. И те напряженные поиски, которые были в Древнерусском обществе, завершившиеся принятием христианства, можно объяснить только тем, что мифологическое мышление уже стало архаизмом. Христианство не «вводит напряженное противостояние духа и материи, драматический конфликт добра и зла», оно отвечает насущным потребностям развивающегося сознания, которое не удовлетворяется мифологическим мышлением, уже отделяет человека от природы, преодолевает местную ограниченность кругозора, живет противоречиями мировых сил: добра и зла, между духовными устремлениями и физической природой человека, ищет путей их разрешения и находит их в христианстве.

С учетом тех обстоятельств, при которых на Руси было принято православие, можно сделать вывод о более сознательном выборе христианства, сделанном на более высоком уровне развития мышления, чем у западноевропейских народов в IV — V веках. В результате православие быстро утвердилось и вошло в жизнь народа более органично, чем у западноевропейских народов: без массового сатанизма и без инквизиции.

Стереотипы нашего мышления, закрепляющего за каждым историческим этапом отдельный, более высокий тип мышления, сами по себе являются пережитком одностороннего взгляда на движущие силы исторического прогресса.

С идеалистической точки зрения, представляющей историю как самосознание духа, который, отчуждаясь от природы, становится тождественным с самим собой, т. е. с абсолютным духом (Гегель), объяснить такие «провалы» в истории, как период Средневековья, невозможно. Реальная жизнь внесла коррективы в процесс развития человеческого общества, гибель античного мира оборвала строгую преемственность в развитии сознания, — античный мир слишком вырвался вперед в своем развитии по сравнению с другими народами. Но признать роль реальной жизни как источника развития сознания идеализм не может по своей природе. Отсюда явно натянутое отождествление Средневековья с христианством как желание выровнять линию развития, представить античный мир и средневековый период в качестве последовательных ступеней развития духа.

С материалистической точки зрения, представляющей сознание как производное от материальных условий жизни (марксизм), средневековье является переходом к более прогрессивному, феодальному способу производства, следовательно, — к более высокому уровню сознания. А достижения сознания человека, культурная традиция, как и «прочие виды идеологии и соответствующие им формы сознания» (К.Маркс) не имеют ни самостоятельности, ни истории. Более высокий уровень сознания людей античного общества по сравнению с уровнем западноевропейцев периода Средневековья никак не укладывается в марксистскую модель взаимодействия сознания и материального производства.

Развитие жизни, понимаемой в единстве человеческого сознания и его практической деятельности в реальном мире, не вписывается ни в идеалистическую, ни в материалистическую систему представлений.

Дуализм сознания людей средневековья явился результатом кризиса мифологического мышления в период разложения родоплеменных отношений. Так же как в свое время люди античного общества, западноевропейцы утратили ощущение гармонии мира. Но для обретения ее вновь на основе христианского монизма, опирающегося на идеи терпимости, ненасилия, любви к ближнему, людям средневековья необходимо было преодолеть противоречия дуализма не только в абстрактном мышлении, но и в общественной практике.

Дуализм мышления, основанный на резком противопоставлении души и греховной, низменной физической природы человека, выражался в господстве нетерпимости, в фанатизме аскетов, уничтожавших власть плоти, в разнузданности, жестокости и кровожадности тех, кто полностью отдавался власти собственных страстей. В реальности такое состояние оборачивалось образом жизни, который Томас Гоббс назвал состоянием «войны всех против всех. Ибо война есть не только сражение, или военное действие, а промежуток времени, в течение которого явно сказывается воля к борьбе путем сражения» [24, с. 95]. Противоречивость внутренней природы человека обуславливала остроту противоречий между людьми. Никто не чувствовал себя в безопасности.

Условия для преодоления дуализма души и тела были созданы с принятием христианства, монизм которого стал одним из догматов церкви. Но сознание не развивается вне жизни, как это представляет идеализм, и от того, что западноевропейские народы, минуя рабовладельческий способ производства, сразу перешли к феодальному, их сознание не стало моментально выше сознания людей античного общества, как следует из марксизма. Христианство создавало лишь идеологическую форму для разрешения противоречия, для того, чтобы оно вошло в сознание людей, живущих реальной жизнью, необходимо было разрешение реальных противоречий между людьми, острота которых в эпоху раннего средневековья создавала постоянную угрозу их жизни. Это небыли социальные противоречия, потому что сами сословия еще только формировались, структура общества еще не устоялась, границы сословий были размытыми, а социальное самосознание отсутствовало совсем. Это были противоречия, обусловленные крайним индивидуализмом, когда каждый сам решал, что хорошо, что плохо и главным аргументом была грубая сила. Даже в XVII веке Бенедикт Спиноза писал, что «люди скорее следуют руководству слепого желания, чем разума. (…) Поскольку люди обуреваются гневом, завистью или каким-нибудь другим ненавистническим аффектом, постольку они влекутся врозь и друг другу враждебны. (…) Но так как люди по природе в высокой степени подвержены этим аффектам, то люди, следовательно, — от природы враги» [25, с. 294].

Разрешение этих противоречий произошло с утверждением идеи общей власти, государства. Важнейшим элементом развития сознания в эпоху средневековья было постепенное осознание того, что «там, где нет общей власти, нет закона, а там, где нет закона, нет несправедливости… Указанное состояние характеризуется также отсутствием собственности, владения, отсутствием точного разграничения между моим и твоим. Каждый человек считает своим лишь то, что он может добыть, и лишь до тех пор, пока он в состоянии удержать это» [24, с. 97]

Осмысление этого процесса произошло значительно позже в работах Томаса Гоббса, Бенедикта Спинозы, Джона Локка и других философов Нового времени. В более позднем осмыслении процессов реальной жизни также есть своя закономерность, — взгляды мыслителей являются отражением достигнутого уровня мышления.

Люди средневековья в большинстве своем не задумывались над вопросами государственного строительства, и идеи государства, законности, порядка и справедливости входили в сознание как неизбежный выход из постоянного состояния страха за собственную жизнь, через длительный период враждебности и разобщенности, феодальной междоусобицы, непрекращающегося кровопролития.

С утверждением феодальных государств, в рамках которых формировались западноевропейские народы, противоречия между людьми не исчезли, но непосредственная угроза жизни отступила — противоречия «сняты». Освобождение от страха было непременным условием дальнейшего развития сознания. Утверждение феодальных государств означает, что в сознании людей утвердились представления о терпимости, справедливости, законности. Только после этого наступило время для христианского монизма в массовом сознании людей.

Развитие сознания на этих примерах предстает как восхождение к представлениям более общего характера, более абстрактным. С высоты этих более абстрактных представлений противоречия, ранее представлявшиеся неразрешимыми, обретают единство. Если люди раннего средневековья считали лучшим способом разрешения противоречий между людьми — поединок, то с утверждением представлений о единой для всех справедливости, такой способ стал рассматриваться как проявление дикости. С точки зрения дуалистических представлений о противостоянии бога и сатаны, добра и зла верность богу выражалась в аскетизме, в уходе от реальной, мирской жизни, максимально обострялся конфликт между душой и физической природой человека. Более высокая точка зрения на Бога, как «распорядителя всего сущего»(Фома Аквинский), охватывающего и добро и зло, примиряла внутренний мир человека, возвращала его самого в реальную жизнь, давала простор для индивидуального развития.

Нетрудно заметить, что со времени средневековья изменилось поведение человека, который стал менее импульсивным, менее подверженным аффектам, более сдержанным, терпимым. С медицинской точки зрения аффект — это сужение сознания, отталкиваясь от этого, можно сказать, что сознание стало шире, а точка зрения выше.

С точки зрения психологии «при абстрактной установке мы отвлекаемся от конкретных свойств предметов и явлений. В своих действиях мы ориентируемся более отвлеченной точкой зрения, будь то категория, класс или обобщенное значение, перед которыми отступают конкретные объекты. Мы отделяем себя отданного чувственного впечатлениям конкретные вещи предстают перед нами как частные случаи или репрезентации некоторых категорий» [26, с. 30].

Можно сделать вывод о том, что развитие абстрактного мышления — необходимый элемент развития сознания человека. С помощью абстрактного мышления человек формирует представления, которые помогают ему преодолеть раздирающие его и общество противоречия. Но из множества представлений, формируемых людьми, реальная жизнь, общественная практика производит отбор, определяя их жизненность.

Христианский монизм, унаследованный как культурная традиция античного мира, ставший религиозной догмой в эпоху средневековья, начал утверждаться в сознании «христианского мира» только в эпоху Возрождения вместе с идеями единства мира как божьего творения, гуманизма, милосердия, с развитием человеческой индивидуальности.

И вновь двигателем этого процесса изменения представлений людей стало развитие индивидуального сознания. Сначала это были отдельные мыслители, которых скорее можно рассматривать, как продолжателей традиции античности или как последователей церковной догматики. К примеру, Ф. Аквинский (1225/26 — 1274) писал: «Коль скоро бог есть всеобщий распорядитель всего сущего, должно отнести к его провидению то, что он дозволяет отдельным недостаткам присутствовать в некоторых частных вещах, дабы не потерпело ущерба совершенство всеобщего блага. В самом деле, если устранить все случаи зла, то в мироздании недоставало бы многих благ. Так, без убийства животных была бы невозможна жизнь львов, а без жестокости тиранов — стойкость мучеников» [27, с. 838].

В эпоху Возрождения идея единства мира и человека — это уже господствующее направление развития сознания. Николай Кузанский (1401 — 1464) пишет: «Бог есть свернутый мир. Вселенная есть развернутый бог» [28, с. 64]. С пониманием единства мира тесно связано понимание единства человека: «Человека в общем порядке представь через единство света — человеческую природу — и инаковость телесной тьмы…» «В самом деле, человек есть бог, только не абсолютно, раз он человек; он — человеческий бог. Человек есть также мир, но не конкретно все вещи, раз он человек; он — микрокосм, или человеческий мир. Область человечности охватывает, таким образом, своей человеческой потенцией бога и весь мир» [29, с. 258].

Неслучайно философской основой культуры Возрождения явился «гуманистический неоплатонизм» — монистическая философия античности [30, с. 137].

Показателем развития массового сознания, повышения уровня абстрактного мышления является распространение среди беднейших слоев населения идей свободы, справедливости, равенства. Это проявилось в крестьянских восстаниях против крепостной зависимости: в 1358 г. — «жакерия» во Франции [31, с. 77], в 1304 г. в области Верчелли в Италии восставшие крестьяне, которых возглавил Дольчино, выдвинули лозунг — установление «царства равенства и справедливости» [31, с. 7]. В Англии в 1381 году восставшие под предводительством У. Тайлера выдвинули требования ликвидации крепостного права, отмены всех крестьянских повинностей, конфискации земель церкви, равенства сословий [31, с. 131].

Об этих событиях обычно упоминают как о примерах роста социального самосознания, протеста против роста эксплуатации и это правильно. Но, кроме этого, следует отметить и изменения в уровне сознания людей. В период раннего средневековья при отсутствии устойчивой государственной власти, законодательства, при постоянной опасности произвола со стороны феодалов, соседей, просто разбойников установление феодальных отношений рассматривалось как благо или неизбежность. Нередки были случаи, когда крестьяне сами шли в зависимость к сильному феодалу в обмен на его покровительство. Но, когда опасность жизни отступила, сознание людей, освободившись от страха, стало развиваться, сословное неравенство стало восприниматься как несправедливость. Сознанием людей овладели идеи равенства и свободы. Изменения условий материального производства, которые в соответствии с марксизмом, определяют уровень сознания, здесь ни при чем. Изменившиеся представления людей, как следствие развития сознания, сломали систему крепостных отношений. Начиная с XIII века в Италии, Франции, Англии начался процесс освобождения крестьян, двигателем которого был социальный протест крестьянства.

Влияло ли на сознание крестьян их социальное положение, обусловленное их ролью в материальном производстве, — несомненно, и в том, что марксизм эту взаимосвязь выявил — его несомненная заслуга. И никакое идеалистически понимаемое разворачивание духа не может опровергнуть того, что интересы крестьян противоречили интересам феодалов, но для того, чтобы эти интересы были ими осознаны, как интересы социального слоя, чтобы в качестве выражения этих интересов была выдвинута абстрактная идея — для этого необходимо было достижение определенного уровня развития сознания. Этот уровень развития предполагает развитие индивидуального сознания, выходящего за рамки социально обусловленного. Сам факт протеста против сложившихся условий жизни свидетельствует о том, что сознание не определяется полностью местом в материальном производстве, но стремится к освобождению от этой зависимости.

Начиная с эпохи Возрождения, в массовом сознании зло перестает мыслиться как самостоятельная мировая сила, зло — лишь недостаток добра. Жизнеутверждающее, позитивное отношение к миру прочно вошло в сознание людей. В этой системе ценностей человек, обретая внутреннее единство, вырос и в собственном сознании. Результатом развития сознания человека явилось утверждение верховенства духа над его физической природой, человек научился контролировать свои страсти, стал менее эгоистичным и жестоким, но и с возросшим чувством собственного достоинства. Единство души и тела еще весьма относительно, они противопоставляются друг другу как часть божественного духа и греховная физическая природа, но эти противоречия теряют характер непримиримого антагонизма — противоречия дуалистического мышления «сняты». На этой основе возник антропоцентризм, как утверждение самоценности человеческой индивидуальности, сознающей себя разумной, творческой силой.

Обретя уверенность в самом себе, развивая собственную индивидуальность, поверив в силу своего разума и научившись владеть своими страстями и усмирять собственный эгоизм, человек, опираясь на представления христианского монизма, обрел человеческий облик. Однако вместо благодарности он вступил в противоречие с Богом, сделав его самого предметом познания и изучения.

Первоначально, признавая его существование и даже необходимость (Бэкон, Декарт), человек, не удовлетворяясь священным писанием, создал усовершенствованную идеалистическую модель мира, заменив христианскую мифологию законами логики и диалектики, назвав бога абсолютным духом (Гегель). Это был шаг в сторону реальной жизни от религиозной догматики. Усовершенствованная таким образом система представлений — трансцендентальный идеализм, до настоящего времени является господствующей идеологией в странах Запада, несмотря на то, что уже длительное время она отстает от развития массового сознания.

Идеалистические представления о дуализме души и тела, о том, что душа как часть божественного или абсолютного духа — это сфера высокого, а телесная, физическая природа, как все материальное, — сфера низкого, порочного, греховного, эти представления вступили в противоречие с.развитием сознания еще в эпоху Нового времени. Это противоречие выступило на первый план, потому что именно материальная сторона жизни человека стала бурно развиваться. Развитие сознания человека усилиями индивидуальностей пробивало все новые пути к знаниям, к новому уровню понимания мира, творческий гений человека привел к промышленной революции, к изменению условий труда; материальное производство, как главный источник богатства, стало важнейшей сферой жизни общества. Этот процесс нашел свое выражение в новой системе представлений, сначала в материализме французских просветителей, затем в марксизме, который определил сознание как производное от материальных условий труда. Это был следующий шаг философской мысли к реальной жизни.

Этот дуализм мышления, основанный на противопоставлении души и тела, материи и сознания, идеализма и материализма – результат развития западноевропейского общества. Развитие сознания, совершенствование абстрактного рационального способа мышления привели к изменению представлений. Мистическая сторона религиозного мышления вместе с верой в реальность христианской мифологии ушли в прошлое. Больше не стоял вопрос о том, победят ли силы добра или зла, вопрос стоял о том, как построить царство свободы и справедливости. Формирование представлений идеализма и материализма — это две формы ответа на вопрос о дальнейшем развитии, которые встали перед западноевропейским обществом в XVIII — XIX веках. И Гольбах, и Фейербах, и Маркс, и Энгельс — мыслители западноевропейской культуры. Дуализм мышления на основе противопоставления идеализма и материализма — ступень развития сознания общества стран Запада.

Острота социальных противоречий между бедными и богатыми придала этому противостоянию идеологический характер. Дуалистическое сознание с его непримиримостью, нетерпимостью, максимализмом вновь овладело людьми. Идеологическое противостояние капиталистической и социалистической систем осложнило дальнейшее развитие мышления в странах Запада. Возведя христианские ценности и философский трансцендентализм в ранг идеологии, западное общество как идеологически вредное оценило материализм, марксизм, даже диалектику Гегеля как обоснование тоталитаризма.

На другом полюсе идеология социалистического лагеря превратила марксизм в догматическое учение, объявила идеализм враждебной идеологией.

Такое засилие идеологического подхода с его непримиримостью препятствует взаимопроникновению и взаимообогащению этих направлений, их последующему синтезу. Этот период идеологического противостояния идеализма и материализма характерен отсутствием развития философии, постепенной утратой связи с реальной жизнью, разрывом с традицией классической философии.

Идеализм сыграл свою историческую роль в развитии сознания человека, преодолев дуализм добра и зла, догматизм религиозного мышления. С точки зрения метода познания он выродился в трансцендентализм, который считает предметом изучения область сверхчувственного, которое в принципе непознаваемо, и в субъективизм с его иррационализмом и релятивизмом. Заслуга марксизма в том, что он реабилитировал материальную сторону жизни, преодолел абстрактно-идеалистический подход, рассматривая явления в их взаимосвязи и в процессе их развития, однако, выявив реально существующие взаимосвязи материальных условий труда и социально обусловленного сознания, марксизм излишне абсолютизировал их.

И идеализм, и материализм не могут преодолеть собственной идеологической ограниченности в понимании природы человека. Идеализм определяет его через сознание или дух, марксизм — через производство средств жизни. Вопреки логике понятие «человек» определяется не как совокупность его родовых и индивидуальных свойств, а через одно свойство, представляемое как сущностное. Результат — фрагментарность. Для того, чтобы адекватным образом определить природу человека, необходимо максимально охватить его различные стороны, рассматривать его в единстве сознания и физической природы, души и тела, т.е. преодолеть ограниченность идеологического подхода. Понятие «человек» обретает единство этих его сторон, если рассматривать его как часть живой природы, определяя его через это более общее понятие в соответствии с правилами логики.

Философский трансцендентализм и марксизм едины в определении целей и движущих сил развития человека вне его самого: идеализм — в области 1 духа, марксизм — в построении коммунизма, к которому ведет объективный ход истории. Как бы высокопарно не говорили о гуманизме представители обоих направлений философии, человек при этом становится средством для достижения этих целей и оценивается не по уровню индивидуального развития, а по соответствию идее или «бытию» (Хайдеггер) или по принадлежности к религии, классу, партии и т. д. Однако наличие такой внешней для человека цели позволяет создать систему обязательных норм морали и нравственности. Отсутствие такой цели в субъективизме приводит к относительности и необязательности любых норм, к обоснованию произвола.

Это противоречие преодолевается только при преодолении противопоставления идеализма и материализма, души и тела, при рассмотрении человека как части жизни, которая выступает высшим критерием нравственности. С этой точки зрения цель развития человека и в нем самом, и вне его, развиваясь сам, человек развивает жизнь — эти цели совпадают при условии, что человек верен своему призванию.

Понимание единства человека и жизни природы определяет в качестве высших ценностей естественные, всегда существовавшие для него ценности: жизнь природы, жизнь народа, индивидуальная жизнь. Эти естественные ценности в таком порядке не умаляют ценности индивидуальности, так как они не существуют в отрыве друг от друга. У жизни нет другого проявления, кроме индивидуальной жизни, а индивидуальная жизнь не имеет смысла в отрыве от жизни, как часть без целого.

Дуализм идеализма и материализма наибольшую остроту имел в начальный период своего распространения — в начале XX века, в эпоху социальных потрясений на почве классовых противоречий. Оформившись в две противоборствующие идеологические системы, дуализм представлений остался и внутри каждой из них, но в разном соотношении.

В странах Запада, основу идеологии которой составлял идеализм, представления массового сознания сочетают в себе, казалось бы, непримиримые, противоречивые представления. Сугубо материалистический образ жизни западного общества основан на рациональном мышлении, на представлениях прагматических и даже примитивно утилитарных, на представлениях о счастье как шестизначном счете в банке, об «американской мечте» как, прежде всего, о материальном успехе. Наряду с этим сознание людей Запада включает в себя представления, основанные на религии, либо на гуманистических учениях с их проповедью ненасилия, пацифизма, прав и свобод личности. Отличительной чертой этих христианских и гуманистических ценностей является их неприменимость к реальной жизни.

Система массового сознания в странах Запада состоит из бытового утилитарного прагматизма и неприменимых к реальной жизни ценностей. Дуализм мышления проявляется на Западе в противоречии между практической деятельностью и нравственными ценностями, которые они на словах исповедуют. Мы порой негодуем по поводу их политики «двойных стандартов», но не понимаем, что в этом проявляется система сознания людей Запада. Они считают совершенно оправданным и утилитарный прагматизм, когда это касается их собственных материальных интересов, и высокий пафос морализирования, когда судят о других.

Эта система представлений на протяжении длительного времени находится в кризисе, прежде всего, духовном. Идеологическая ограниченность культуры, основанной на индивидуализме, привела к крайнему субъективизму с его иррационализмом и релятивизмом. Как реакция на разрушение оснований, на которых строилась мораль общества, в настоящее время усилились позиции трансцендентализма, более того стремление к возврату к религиозности.

Система представлений, которая сложилась в нашей стране, также включает в себя и идеалистические и материалистические элементы. К 1917 году в нашей стране еще не было устоявшейся традиции идеализма, массовое сознание отличалось религиозным мышлением, основанным на вере и православном мистицизме, которое на западе уже в значительной степени было преодолено развитием рационального мышления. Отсталость развития сознания в значительной степени была обусловлена многочисленными пережитками феодализма, главным из которых было сословное социальное устройство. Мы только подошли к той черте, когда развитие индивидуального сознания вступило в острое противоречие с сословной формой общества. Страны Запада прошли этот этап развития на 2 — 3 столетия раньше. С этой точки зрения, несмотря на многочисленные жертвы и потери, понесенные нашим народом, революция дала простор дальнейшему развитию сознания людей, сломав сословные преграды между людьми, подняв уровень их самоуважения. Однако сознание так резко измениться не может, уровень религиозного мышления, господствовавший в сознании, с его потребностью в вере сформировал культ личности Ленина, затем Сталина, культ партии — «ум, честь и совесть нашей эпохи». Социализм был порождением не научного коммунизма, а религиозного мышления, господствовавшего в массовом сознании России в начале XX столетия, марксизм был лишь его официальной идеологией.

Естественной реакцией перенесения более высокого уровня мышления, зафиксированного в марксизме, на низкий уровень массового сознания народов России стал догматизм марксизма. Как в свое время христианство, перенесенное с античного общества на западноевропейских варваров, стало догматическим.

Дальнейшее развитие сознания в нашей стране прошло под идеологическим влиянием исторического материализма, который стал идеологией социализма, и в этом также была своя закономерность. Этот дуализм сознания сопутствовал всей истории Советского Союза, соединяя в себе представления, которые, казалось бы, совершенно не совместимы. С одной стороны, — религиозное мышление, основанное на слепой вере в мудрость вождей, догматическое толкование марксизма-ленинизма, схоластический стиль философствования с обязательными ссылками на классиков марксизма и, с другой стороны, — самый передовой метод научного познания мира, ориентирующий на изучение явлений реальной жизни в их диалектической взаимосвязи и развитии. С точки зрения развития сознания — исторический материализм был высшим достижением мышления западноевропейского общества и той идеологической формой, которая стимулировала развитие сознания в нашей стране.

Этот исторический парадокс еще требует вдумчивого объяснения: развитое сознание западноевропейского общества избрало отсталую с точки зрения развития мышления идеологию, а менее развитое сознание народов Советского Союза — самую передовую. Содержание этого идеологического противостояния было совершенно различным: в странах Запада развитие сознание тормозилось и до сих пор тормозится устаревшей идеологией, в странах Советского Союза — развитие сознания стимулировалось формой мышления, которая была достижением западноевропейского общества.

Мы, в сущности, доросли до марксизма только к концу XX века, преодолев религиозное мышление, но тогда социализм, а точнее — ее сталинская модель, потерпел крах, сначала — в нашем сознании, затем — как политическая система. Этот вывод необходимо нам усвоить: не Запад победил в «холодной войне», а развитие нашего сознания преодолело то мышление, которое было основой сталинской модели социализма.

Мы путем развития преодолели дуализм нашего мышления, но на достигнутом уровне вновь стоим перед противопоставлением материализма и идеализма. Это противоречие для нас уже не имеет той остроты, что была сто лет назад. Массовое сознание наших людей уже преодолело его, мы больше неделим себя на душу и тело, с одинаковым уважением относимся к духовным и физическим потребностям, мы уже не строим баррикад, более или менее, но мы научились уважать друг друга, независимо от политических взглядов, религии, возросло сознание общности и единства народа. Наших предков мы уже неделим на своих и чужих, «красных» и «белых» — они все наше прошлое, как ступени нашего развития. Когда мы опираемся на сознание интересов жизни нашего народа, России, все остальные противоречия отступают на задний план. Это и есть то более высокое понятие, в котором противоречия «сняты», находятся в диалектическом единстве.

Усвоив метод исторического материализма с его диалектикой, историзмом, стремлением к рассмотрению явлений в их взаимосвязи и развитии, мы испытываем разочарование, знакомясь с достижениями мысли в странах Запада. Вперед они не ушли, в лучшем случае — остались там, в XIX веке, на уровне Ницше, Шопенгауэра, Кьеркегора. Руководствуясь этим же методом, мы видим ограниченность марксизма, абсолютизировавшего взаимосвязь материальных условий жизни с сознанием человека. Мы не можем не видеть, что материальные условия жизни сами являются показателем развития сознания человека, а их влияние — лишь обратная связь продуктов деятельности человека на него самого. Мы, освоив наиболее передовой стиль мышления, сейчас свободны от идеологического давления, открыты всему новому, готовы к дальнейшему развитию сознания, которое и является движущей силой исторического развития.

Литература

1. Гегель Г. В. Ф. Феноменология духа. // Энциклопедия философских наук. — М., 1977. — Т. 3, — С. 222.
2. Всемирная история: Каменный век / А. Н. Ба-дак, И. Е. Войнич, Н. М. Волчек и др. — Минск: Хар-вест; М.: ООО «Издательство ACT», 2000. — С. 95.
3. Лосев А. Ф. Диалектика мифа. М.: «Правда», 1990, — 560 с.
4. К. Гольдштейн. Абстрактное и конкретное поведение//Хрестоматия по общей психологии. — М., 1998. — Вып. III. — С. 30 — 31.
5. Плутарх. Избранные жизнеописания: В 2т. — М.: Издательство «Правда», 1990. — Т. 1. — С. 31, — 606 с.
6. Лосев А. Ф. История античной философии в конспективном изложении. — М.: ЧеРо, 1998. — 190 с.

С благодарностью к автору: М. Р. Шагиахметов