Мораль и гены
В статье автор утверждает, что люди обладают врожденным моральным инстинктом, действующим независимо от пола, образования и вероисповедания. Благодаря этому инстинкту, они могут быстро и неосознанно выносить суждения о добре и зле. Доказывая эту мысль, автор привлекает научные материалы философии, лингвистики и психологии.
С чего начинается личность, имеем ли мы при рождении какие-либо задатки, которые в дальнейшем сделают нас плохими или хорошими? Несмотря на многовековой опыт размышлений о морали, мы все еще находимся в начале ее научного исследования. Многочисленные работы по философии, лингвистике, психологии, экономике и социальной антропологии дают подробное объяснение природы человеческой морали, её единства и источников вариативности, прослеживают пути её развития и возможной эволюции. Однако новые исследования одной из самых острых проблем интеллектуальной жизни: психологии и философии нравственности, позволяют взглянуть на историю человека, его внутренний мир, на отношения между людьми и устанавливаемые ими правила совсем с другой стороны.
Новые перспективы для исследователей открылись после того, как было подвергнуто сомнению многолетнее утверждение о том, что человек, делая моральный выбор, опирается только на те знания, которыми общество определяет, что есть добро или зло. Мы руководствуемся моральными нормами потому, что нам рассказали о них педагоги, сверстники или родители? Если нет, откуда мы их узнаем? И узнаем ли? Почему нередко мы чувствуем и утверждаем с уверенностью, что это -хорошо, а это — плохо, но не можем логически объяснить свое утверждение?
Если последовательно провести аналогию между представлением о «врожденности» языкового навыка, об изначально имеющемся у ребёнка лингвистическом знании в понимании Н. Хомского и «врождённостью» «морального инстинкта», то можно сделать вывод: люди обладают универсальным моральным инстинктом, благодаря которому они могут быстро и неосознанно выносить моральные суждения независимо от уровня их образованности, вероисповедания и пола. Этот инстинкт, которым изначально обладает каждый ребёнок, нужен для быстрой оценки морально должного и недолжного, оценки, основанной на «бессознательной грамматике действий». С точки зрения Н. Хомского и его последователей, использование языка — видоспецифическое «инстинктивное» поведение, развитие которого зависит от культуры не более, чем прямохождение [8, с. 65]. И хотя язык и является сложным навыком, но развивается у ребёнка без всяких усилий, самопроизвольно. У всех детей с рождения есть общая для всех языков схема: «универсальная грамматика». К настоящему времени на основе исследования множества языков описаны сотни языковых универсалий.
Типы языка могут быть разными в разных культурах, но возникают они в любой культуре. Во всяком случае, противоположное — не показано: не обнаружено ни одного безъязыкового народа. Даже у сообществ, находящихся на примитивном уровне развития, имеется достаточно сложный язык. Языки, на которых мы говорим, отличаются, но все они возникли и функционируют на основе универсального набора принципов. Наши художественные вкусы невероятно вариативны, но биология, которая подкрепляет нашу эстетику, порождает универсальное предпочтение симметрии в визуальных искусствах и гармонии в музыке.
Также можно утверждать, что в основе обширного культурного разнообразия наблюдаемых социальных норм лежит универсальная моральная грамматика, которая позволяет каждому ребенку в процессе роста сформировать узкий диапазон возможных моральных систем. Люди рождаются с «моральной грамматикой», фиксированной в структуре мозга эволюцией. Эта грамматика может быть представлена как универсальный набор абстрактных принципов, специфические исключения к которым устанавливаются в каждой культуре.
В соответствии с упомянутыми принципами люди подсознательно и «автоматически» оценивают, какие действия запрещены, а какие допустимы или даже обязательны. Когда мы выносим нравственное суждение инстинктивно, то используем систему подсознательно действующего и недоступного интроспекции морального знания. Межкультурная вариативность моральных норм подобна межкультурной вариативности разговорных языков: обе системы позволяют членам одной группы обмениваться идеями и ценностями друг с другом, но не с членами другой группы.
Представление о том, что мораль и моральное поведение генетически детерминированы, и последовательное проведение аналогии с идеями Н. Хомского и его последователей позволили М. Хаузеру сделать вывод: у человека существует мозговой «орган морали» (moral organ), аналогичный врожденному видоспецифическому «органу языка» (language organ). Он представляет собой специальную нейронную сеть, предназначенную для оперирования с моральными проблемами [7, с. 237-346]. Новизна исследования М. Хаузера состоит в том, что он свёл и противопоставил противоборствующие точки зрения рационализма (рациональное, сознательное обоснование моральных выборов) и интуитивизма (бессознательный выбор, который после совершившегося выбора может быть обоснован, если это требуется), а также последовательно связал единой логикой новый подход к пониманию морали.
Заметим, что утверждения о генетической детерминации морали делались и раньше. Так, В.П. Эфроимсон почти пятьдесят лет назад писал, что нечто, вечно влекущее человека к справедливости, заложено в его «наследственной природе» [10, с. 193-214]. Ж.-П. Шанже в 1989 г. отмечал, что этика «подвержена генетическому детерминизму» и «предрасположенность нейронов к этике» свойственна всему человеческому виду. Ученый связывал «генетическое наследие человека», обуславливающее этическое поведение, с формированием «порождающей грамматики» этики [9, с. 85]. С. Пинкер, аргументировав наличие у человека врожденного «языкового инстинкта», подчеркивал, что этот инстинкт врождённый «модуль» не единственный. Кроме него, существует модуль «справедливость», предопределяющий врожденное чувство «права, обязанности и их нарушения» [6, с. 142]. За много лет до этого в 1907 г. И.И. Мечников писал: многие теоретики считают, что «основа нравственности заключается во врожденном чувстве каждого человека» [5, с. 76].
Создатель аналитической психологии К.Г. Юнг связывал мораль с врождёнными инстинктами, считая, что мораль «не навязывается извне», человек имеет её вне зависимости от опыта [11, с. 54]. А ещё раньше в конфуцианстве, возникшем более двух тысяч лет назад, было сформулировано базовое положение о том, что способность быть хорошим, вести себя правильно изначально заложена в нашей психике.
Даже сам термин «орган морали» имеет давнюю историю. Так, Л.С. Выготский более восьмидесяти лет назад писал, что человек, «нарушавший правила морали, казался ненормальным, больным. Педагогика в таких случаях говорила о моральной дефектности ребенка как о болезни — в таком же смысле, как обычно говорят об умственном или физическом дефекте. Предполагалось, что моральная дефектность есть такой же врожденный недостаток, обусловленный биологическими причинами… какого-то дефекта в строении организма, как врожденная глухота или слепота. Следовательно, есть дети, которые самой природой назначены сидеть за решеткой, потому что они родились преступниками. Нечего и говорить, что… физиологам никогда не приходилось наталкиваться на какие-либо особые органы морали в человеческом теле» [3, с. 269].
Еще в шестнадцатом столетии математик и философ Готфрид Лейбниц утверждал, что наше знание морали, как и арифметики, является врожденным. Он писал, «не удивительно, что люди не всегда и не сразу сознают все то, чем они обладают внутри себя, и не прочитывают с достаточной быстротой естественного закона, начертанного, согласно апостолу Павлу, Богом в их духе. Однако так как нравственность важнее арифметики, то Бог наделил человека инстинктами, под влиянием которых последний повинуется сразу и без размышлений» [4, с. 94]. В тесной связи с идеей «органа морали» М. Хаузер утверждает о существовании неких «врождённых свойств», данных изначально в виде готовых «примитивов», «кирпичиков», из которых строится нравственность, та или другая, в зависимости от культуры [7, с. 349-359].
Здесь следует отметить анализ термина «врожденное», проведённый в теоретической работе Р. Сэмуэлса [12, с. 136-137]. Он замечает, что врожденными часто считаются свойства, особенности, которые не приобретены. Приобретёнными считаются свойства, появившиеся в определённый период развития индивида, до наступления которого они отсутствовали. Иначе говоря, любое «врожденное» поведение не врождено, то есть не существует изначально в виде готового «кирпичика» («органа», сети, системы и т. п.), но формируется в процессе индивидуального развития, является в этом смысле приобретённым и несёт в себе особенности самого развития.
В рамках этих представлений может быть дан очевидный ответ на вытекающий из логики врожденности «языкового инстинкта» вопрос: почему новорожденные не говорят? Потому что, объясняет Ю.А. Александров, «у них не произошла еще специализация нейронов, которая развернется при последовательном обучении все новым и новым действиям. Именно для оценки результатов этих действий с точки зрения «заинтересованного» социума будут использованы все новые слова и их сочетания, служащие строительным материалом при формировании языка у ребенка» [7, с. 16]. Далее он продолжает: «правомерно ли на основании концепции врождённости морали полагать, что падение морали в обществе маловероятно, поскольку мораль — в наших генах? Сам Александров полагает, что следует ответить: неправомерно. Как рост детей в обстановке безмолвия обусловливает безъязыковость, так и их рост в обществе, где в результате попыток «создать новую мораль» смещены границы между морально запретным и приемлемым, может привести к нарушению оперирования с моральными проблемами. Не важно при этом, спланирована ли модификация границ с самыми благородными для общества целями, или она используется для достижения каких-либо низких целей» [7, с. 17]. Поэтому Ю.А. Александров заключает, что «связь между индивидуальным геномом и нравственностью получается опосредованной, а реализуется она через научение, в основе которого — специализация нейронов. То, какие именно акты будут сформированы данным индивидом в определённой степени зависит от особенностей его генома и, следовательно, от свойств его нейронов. Культура же не является набором выученных норм (в том числе и моральных), а средой обучения, именно она определяет специфику набора актов, которые может в ней сформировать индивид» [1, с. 3-46].
Но если утверждать, что существуют моральные универсалии, т. е. присущие всем людям особенности, то должны быть соответствующие способности, которыми наделены все нормально развивающиеся люди. Снова, используя параллели с языком, укажем, что имеются по крайней мере три варианта их возможного появления. На одном полюсе расположены те, кто вкладывает конкретные моральные правила в психику новорожденного. Он рождается, зная, что убийство — это плохо, помощь -это хорошо, нарушение обещаний — плохо, так же как и беспричинное нанесение вреда кому-либо. На противоположном конце спектра -представление, в соответствии с которым нашей моральной способности с рождения не хватает собственного содержания, но она начинает развиваться на основе некого механизма, который обеспечивает приобретение моральных норм. Согласно этим представлениям, нет никаких врожденных правил и никакого специфического содержания, только общие процессы, которые создают условия для приобретения опыта, предоставляемого воспитанием. Между этими крайними позициями находится представление, по которому мы рождаемся с абстрактными правилами или принципами, а воспитание включается в ситуацию, чтобы установить параметры и привести нас к приобретению специфических моральных систем. Это представление оказывается наиболее близким к лингвистической аналогии. Оно делает очевидной точку зрения, согласно которой в мозге человека имеется нечто, позволяющее нам приобретать систему моральных норм. Проблема заключается в том, чтобы охарактеризовать это исходное состояние, а также установить, что вносит каждая культура и какие ограничения существуют для диапазона возможных или невозможных моральных систем [2, с. 8].
Оппоненты идеи универсального биологического фундамента морали утверждают, что моральные установки возникают на основе общего жизненного опыта и обучения. Каждый ребенок развивается в относительно гомогенной среде, которая прививает ему универсальные правила, позволяющие решать, когда необходимо оказать помощь, а когда допустимо причинить вред. Дети копируют нравственно допустимые действия, но не запрещенные. Родители и педагоги корректируют неправильное, с точки зрения морали, поведение и одобряют правильное.
Эта позиция также ошибочно предполагает, что представление о моральных инстинктах отрицает роль обучения, кроме того, она не в состоянии объяснить расширение объема знаний в сфере морали. Подобно языковым системам, конкретно-специфические и культурно-вариативные моральные системы являются предметом обучения, в том смысле, что детальное содержание социальных норм приобретается в результате приобщения к местной культуре, в то время как абстрактные принципы и параметры являются врожденными. Опыт должен инструктировать врожденную систему, сокращая диапазон возможных моральных систем в плоть до одной — специализированной. Этот тип инструктивного обучения характерен для бесчисленных биологических процессов — от иммунной системы до языковых способностей. Когда геном создает механизм для порождения фактически безграничного диапазона потенциально возможного разнообразия, роль опыта заключается в том, чтобы путем ряда выборов привести организм к конечному и определенному результату. Исходно иммунная система способна реагировать на огромное число молекул, но благодаря влиянию опыта, приобретенного в раннем детстве, реально оказывается связанной только с немногими.
Точно так же лингвистическая способность могла бы обеспечить усвоение множества живых языков, но вследствие влияния родного языка ограничивается несколькими параметрами, порождая единственный язык. Поэтому можно утверждать, что мораль формируется по такому же признаку.
Привлекая опыт в качестве единственной детерминанты морального знания ребенка, невозможно объяснить диапазон нравственно релевантных действий, демонстрируемых детьми, если не учитывать подражание и родительскую инструкцию. Дети совершают разнообразные действия, которые родителям и их ровесникам совершенно не свойственны. Так, взрослые никогда не сгребают все игрушки в одну кучу, демонстрируя чрезвычайный собственнический инстинкт, и будучи расстроены, не бьют и не кусают своих приятелей. Набор моральных действий ребенка не является «клоном» родительского. Более того, если вы внимательно понаблюдаете за поступками детей, то увидите: не все, что детям не следует делать, соответствует тем особенностям их поведения, которые родители или сверстники этих детей пытались изменить в прошлом. Родительские установки моральных норм могут объяснить только небольшую долю знаний ребенка. Главная причина этого состоит в том, что многие из принципов, лежащих в основе наших моральных суждений, недоступны сознательному отражению.
Интуитивные моральные представления, которые направляют многие из наших суждений, часто находятся в противоречии с руководящими принципами, продиктованными законом, религией или и тем и другим вместе. Ни в одной из жизненных сфер это противоречие не является более важным, чем в области этики биологических исследований, особенно в тех случаях, когда речь идет о недавних сражениях по поводу допустимости эвтаназии и аборта. С точки зрения здравого смысла и интуитивно многие из нас полагают, что если человек страдает от болезни без надежды или с минимумом надежды на излечение, самый гуманный подход — завершить жизнь или путем прекращения жизнеобеспечения, или другим способом, приносящим облегчение в виде смерти.
Как только при обсуждении эвтаназии мы обращаемся к моральным действиям, признаваемым многими отвратительными, всплывают параллельные проблемы, связанные с абортом и детоубийством, в широком плане — с понятием нанесения вреда другим. Однако разные на первый взгляд морально релевантные случаи и ситуации можно свести к одному и тому же набору принципов с небольшими, но все же существенными изменениями в установлении параметров. Эта та сфера, где идея универсальной моральной грамматики может иметь свое самое существенное выражение, объясняя, как понимание описательных и универсальных моральных принципов переносится на наш подход к принципам предписания того, что должно быть.
Прогресс любой науки предоставляет людям все более и более богатый выбор объяснительных принципов, раскрывающих суть изучаемого явления, а также ставит новые вопросы, которые никогда не рассматривались в прошлом. Наука этика находится только на самых ранних стадиях своего формирования, но она стремительно развивается в настоящем и имеет богатые перспективы на будущее. Более того, исследования человеческой морали больше не будут делом только гуманитарных и социальных наук, а им в этом изучении все больше помогает естествознание.
Признание того факта, что мы имеем общую универсальную моральную грамматику и с рождения способны к усвоению любой из существующих в мире моральных систем, должно вызывать у нас чувство удовлетворения — чувство, с помощью которого мы лучше сможем понять друг друга.
Список литературы
1. Александров Ю.И., Александрова Н.Л. Субъективный опыт и культура: Структура и динамика // Психология: журнал Высшей школы экономики, 2007. -№ 1. — Т. 4.
2. Анохин П.К. Философские аспекты теории функциональных систем. — М.: Наука, 1978.
3. Выготский Л.С. Педагогическая психология. — М.: АСТ; Астрель; Люкс,2005.
4. Лейбниц Г.В. Соч.: в 4 т. — Т. 2. — М.: Мысль, 1983.
5. Мечников И.И. Этюды оптимизма. — М.: Наука, 1988.
6. Пинкер С. Язык как инстинкт. — М.: УРСС, 2004.
7. Хаузер М.Д. Мораль и разум. — М.: Дрофа, 2008.
8. Хомский Н. О природе и языке. — М.: УРСС, 2005.
9. Шанже Ж.-П., Конн А. Материя и мышление. — М.; Ижевск: Институт компьютерных исследований, 2004.
10. Эфроимсон В.П. Родословная альтруизма // Новый мир, 1961. — № 10.
11. Юнг К.Г. Психология бессознательного. — М.: Канон, 1994.
12. Samuels R. Innateness in cognitive science // Trends in Cognitive Science, 2004. — № 8.
Р. Н. Романов
